Женские лики 1812 года

Автор проекта

Мамедова Улкар Этибар кызы

Название проекта

Женские лики 1812 года

Предмет, класс

История, 6 класс

Краткая аннотация проекта

Грянул 1812 год. Грозный, славный, бедственный, великий и незабвенный для России. Грянул, накатил как смерч. Победное шествие вскружило голову Бонапарту, лелеявшему мечту стать повелителем мира. Однако на пути к мировой короне перед ним встала громадная, своевольная Россия, и он решил сокрушить ее: «…Мы раздробим Россию на прежние удельный княжества и погрузим ее обратно во тьму феодальной Московии, чтобы Европа впредь брезгливо смотрела в стороны Востока». Бонапарт не предполагал, что за этой необъятной загадочной и безмолвной страной стоит сильная и верная своему долгу армия, а у армии есть надежная поддержка и опора – великий и могучий русский народ. Прошло 200 лет, а интерес к этой странице нашей истории не угасает. Наверное, потому, что не все мы знаем о том далеком времени. Мы знаем имена Кутузова и Багратиона, иногда вспомним имя Н. Дуровой. А знаем ли мы еще кого- нибудь из женщин, кто откликнулся лично на беду 1812 года. Оказалось, нет. Мы задали этот вопрос 75 учащимся 6-х классов и не получили ни одного ответа с указанием имен. Это убедило нас в том, что данное исследование будет интересным и актуальным, потому что есть необходимость восполнить пробелы, связанные со знанием истории Отечественной войны 1812. Данная работа посвящена именам тех женщин, которые как личную беду, как беду в своем доме восприняли нашествие наполеоновских войск на русскую землю.

Цель работы

Выяснить только ли мужчины встали на защиту нашей Родины, открыть заново и запечатлеть в памяти имена женщин, участниц событий Отечественной войны 1812 года.

Задачи

1.Собрать биографические сведения о героинях 1812 года.

2.Выяснить участие женщин в войне 1812 года.

3.Сбор материала по теме и его обработка.

4.Обобщение обработанного материала.

5.Выводы о проделанной работе.

6.Оформление обобщенного материала.

Героини 1812 года

Надежда Дурова

Все мы знаем имена великих героев войны 1812 года: Раевский, Багратион, Кутузов, Платов, Дибич, Паскевич, Барклай де Толли и многие другие. Были в этой войне и две героини: Надежда Дурова и Василиса Кожина. Надежда Дурова родилась 17 сентября 1783 года в Киеве в семье отставного гусарского ротмистра А.В.Дурова. Мать Нади очень хотела сына и сразу невзлюбила новорожденную дочь. Девочка стала тянуться к отцу и быстро приобщилась к "мужским забавам". Ее наставником стал гусар Астахов. "Воспитатель мой, Астахов, по целым дням носил меня на руках, ходил со мной в эскадронную конюшню, сажал на лошадей, давал играть пистолетом, махать саблею", — будет вспоминать она. Так она росла до 5 лет. У матушки это вызывало глубокое неудовольствие, и она даже говорила отцу, что ее пугает блеск глаз дочери, и что она желала бы лучше видеть ее мертвую, нежели с такими наклонностями. Отец защищал девочку, но мать всячески старалась держать ее взаперти и лишать "юношеских радостей".

В 1789 году ротмистр поступил в город Сарапул Вятской губернии на место городничего. В то время мать активно приучала девушку к рукоделию и хозяйству, но Надежду ничего из этих занятий не привлекало… А уж когда ей подарили черкесского коня Алкида, она поняла, что езда на нем – то, что увлекает ее больше всего в жизни. В 1806 году, в день своих именин, она отправилась с Алкидом на реку, предварительно захватив с собой старую казацкую одежду. Переодевшись в мужское платье, Надежда присоединилась к направлявшемуся на войну с французами донскому казачьему полку. Она назвалась именем "помещичьего сына Александра Дурова". Родители тогда решили, что она утонула. Потом она напишет письмо отцу, прося прощения за свой поступок и требуя "позволить идти путем, необходимым для счастья". В Гродно девушка поступила в конно-польский уланский полк. Потом были битвы при Гутшадте, Гейльсберге, Фридланде. Всюду Надежда проявляла недюжинную храбрость и была удостоена Георгиевского креста. В кровопролитном сражении под Фридландом полегло более половины ее полка. Атаки сменялись контратаками. Улан трамбовали ядра, осыпала картечь. Гранаты рвались на земле и в воздухе. Конница набегала и отступала волнами. По полю битвы под пулями взад-вперед скакал израненный, окровавленный улан, наверняка обезумевший. Он бы погиб, если бы Надежда не вывела его из боя. «Не оставляй меня», - бормотал он, придя в чувство. А полки в панике отступали через Фридланд, бежали жители. Лошадь раненого улана Надежда вела на поводу, быстрее двигаться он не мог. Мимо прошла артиллерия. Под вопли «Спасайтесь!» Надежда пристроила, наконец, вновь потерявшего сознание улана на пушечный лафет и отправилась искать своих. Ночевала у казаков, потом прибилась к драгунам. Догнала полк через двое суток и тут получила выговор от самого генерала Каховского. Он, осерчав, отослал ее в Вагенбург, в лагерь обоза. Все осложнялось тем, что у Надежды не было документов, удостоверявших дворянство улана «Александра Васильевича Дурова». Хотя Надежда давным-давно запросила своего дядюшку, чтоб прислал дворянскую грамоту Дуровых. Тогда и «Александр Васильевич» получил бы первый офицерский чин. Сам Государь разрешил ей называться Александровым и обращаться к нему с просьбами. Прожив парочку лет в Сарапуле, в 1811 году девушка вновь поступила в литовский уланский полк. Именно в его составе она чуть позже примет участие в военных действиях Отечественной войны. В сражениях Дурова отличалась необычайной энергией, а на биваках уединялась, не разделяя мужских посиделок с выпивкой и крепкими выражениями. В это время полнота жизни для нее куда-то уходила. В своих записках она позже расскажет о поездках в седле - днем и ночью, о стычках с неприятелем, о заплесневелых сухарях и питье из лужи, о ночевках на земле. Она не воспринимала это легко. Но никто никогда не слышал от нее жалобы — ни одной. Вместе с товарищами она ходила в сложнейшие атаки на французов. Причем со всеми эскадронами полка поочередно, а не только со своим, за что получала выговоры от командира. Как и за стремление спасать "встречного и поперечного". Ей досталось и сражение под Смоленском, и Бородинское сражение. Именно во время последнего Надежда получила тяжелую контузию и была произведена в чин поручика. С самого начала кампании 1812 года Надежда Дурова состояла офицером в другом уланском полку. Перед этим побыла в ординарцах у генералов Милорадовича, Коновницына… Полк отступал вместе с армией вглубь России, уланы участвовали в мелких стычках. И вот Бородино… На передовой линии, занятой полком при Бородино, Надежда ужасно мерзла. Еще не кончился август, но дул свирепый холодный северный ветер. Шинель Надежду совсем не согревала. Ночевали в продуваемых шалашах. Ветер свирепствовал и 24 августа, когда полк занял место в боевых порядках, и 26 августа, в день главной битвы. В том аду Надежда едва не оглохла от рева французских и русских орудий. Визжали и свистели пули, градом осыпавшие улан. Эскадрон несколько раз срывался в атаку и откатывался. У Надежды не было перчаток, а в атаках приходилось вынимать из ножен саблю и держать ее голой рукой на встречном ветру. В душе, как всегда, не было ни страха, ни робости, но северный ветер истязал Надежду. В сражении она думала об одном: как бы согреться и вновь почувствовать свои руки и ноги. Увы, желание это исполнилось, когда Надежду контузило пролетавшим ядром. Вахмистр не дал ей упасть с лошади и отвел за строй. Левая нога на глазах распухала и чернела, боль сделалась нестерпимой. Но Надежда, столько раз побывавшая в схватках и битвах, не желала уступать этой боли. Она ни разу не получала контузий и полагала, что контузия - не ранение. Не увидев крови на своей ноге, Надежда вернулась в строй. Уланы до ночи выдерживали огонь неприятеля. Весь день не сходившая с лошади Дурова вконец обессилела и сказала ротмистру, что не может держаться в седле. Впервые за шесть лет воинской службы Надежда Дурова добровольно отправилась в прежде столь презираемый ею обоз. Нога разрывалась от боли, холод проникал до костей. Село Бородино было переполнено ранеными солдатами и офицерами. Дурова вошла в темную избу, забитую людьми, через силу взобралась на теплую печь и, кого-то тесня, улеглась на краю во всей амуниции, не сняв даже каску. Очнулась на заре, вышла во двор. Боль в ноге стала непереносимой. Сдерживая слезы, Надежда взобралась в седло, но проехав с полверсты, решила сойти и лечь в поле: будь что будет... К счастью, сопровождавший ее улан увидел вдали телегу, реквизировал ее, уложил Надежду на солому, взял ее коня на повод. Вот так Дурова въехала в Вагенбург. Там ее встретили добрые старые друзья, гостеприимный шалаш, теплый тулуп, стакан горячего чаю, а, может, что и покрепче. В полк она вернулась через два дня, приведя заодно два десятка улан в пополнение своему эскадрону. Армия, между тем, медленно отступала к Москве. В Москве Надежда Андреевна раздобыла теплую куртку. Самостоятельно добираясь оттуда до главной квартиры армии, она едва не попала в плен к французам. Были и еще приключения. После этого она стала адъютантом фельдмаршала Кутузова и прошла с ним до Тарутина. При штабе полководца она служила как "Александров", хотя все уже тогда знали, кто скрывается под суровой мужской формой. Она принимала участие в освобождении Европы от французов, отличилась при осаде крепости Модлин и взятии Гамбурга. Война 1812 года стала пиком в ее судьбе, а вот дальше все было не так просто. Смысл ее жизни был в войне в борьбе, а вот когда в 1816 году она вышла в отставку, то жила то в Сарапуле, то в Елабуге. Умерла она в 83 года, в 1866 году, и похоронили Дурову, как она и завещала, в мужском платье и с воинскими почестями. Сохранились ее "Записки"…

Сверкает крест Георгия под эполетом,

Надежда в Бородинский славный день,

Мчит на коне, пока ещё не славлена поэтом,

Французов шашкой рубит словно тень!

Сам Император в восхищенье от девицы,

Ей своё имя для прозванья подарил,

И вьётся аксельбант через петлицу,

Но Александрова удар ядром свалил!

Надежда излечилась от удара,

И ординарцем у Кутузова была,

Везде врагов достигла её кара,

Надежда Дурова отважною слыла!

Василиса Кожина

В селе Сычевка Пореченского уезда знали, что французы заняли Смоленск, но староста Дмитрий Кожин полагал, что негоже оставлять созревшие хлеба в поле, да и значительная отдаленность от города вселяла надежду, что французы сюда не доберутся. И все же они не обошли Сычевку. Начали с уговоров, кончили повальным грабежом. Ни крики негодования, ни плач женщин и детей не остановили грабителей. За отказ выдать требуемое многие в тот жаркий августовский день поплатились жизнями. Удар сабли решил судьбу непокорного старосты. Так Василиса Кожина стала вдовой. Односельчане, справив скромные поминки, единодушна избрали ее старостихой, сопроводив избрание словами: «Будь ты на место мужа. Ты — баба с головой». В последнюю фразу, по всей вероятности, был вложен следующий смысл. В замужестве любая из женщин-крестьянок окончательно теряла всякую самостоятельность и навсегда лишалась возможности выражать собственное мнение. Но, очевидно, перед нами исключительный факт, когда широкие мужские плечи не могли заслонить природный ум, рассудительность и решимость отстоять собственное «я». И не только смерть мужа, но и авторитет односельчан выдвинул Василису Кожину на довольно-таки значительный пост сельского старосты. «Плетью обуха не перешибешь», — гласит пословица, но коль так, то в ход были пущены изобретательность и хитрость. Пригодились лесть, чарующая улыбка, задорный смех в ответ на корявые сальности. В этот визит в Сычевку французам казалось, что хлебосольству русской женщины не будет предела. На столе одна за другой появлялись наливки, пиво, всевозможные закуски. Но, как говорится в народе, на пиру наступило похмелье, обломки избы, подожженной Василисой, навсегда похоронили под собой жаждущих легкой наживы. Сколько их полегло от кос и рогатин, не счесть, еще больше попало в плен. Летом это были наглецы и истязатели, а в начинавшуюся стужу пришедшие от голода в отчаяние люди по своему виду более напоминали бродяг. Позднее слова Василисы, обращенные к ним, нашли отражение в стихах.

Добрых людей

Да званых гостей С честью у нас встречают

И в передний угол сажают.

А незваных нахалов,

Грабителей басурманов

С бесчестием прогоняют

И кулаком провожают.

Знать, в Москве-то не солоно хлебали,

Что хуже прежнего и плоше стали,

А кабы занесло вас в Питер,

Он бы вам все бока вытер.

В одном из источников говорится, что «сам светлейший Кутузов пожелал видеть старостиху-героиню». Вот как описывается эта встреча. «К нему привели огромного роста женщину, в высоких валяных сапогах, в короткой юбке и полушубке, с вилами в руках. Но несмотря на воинственный вид, лицо ее было крайне добродушно». К сожалению, документального факта личного знакомства Кутузова и старостихи Василисы найти не удалось. На многие годы образ легендарной женщины приковал к себе внимание художников. Но, к сожалению, нет ни одного художественного произведения, которое соответствовало бы оригиналу. На карикатуре И. И. Теребенева Василиса изображена старухой; несколько моложе она выглядит на рисунке А. Г. Венецианова. Очевидно, воспользовался приведенным выше описанием и И. И. Горюшкин-Сорокопудов. Остается полагать, что только на портрете Александра Смирнова, хранящемся в музее-панораме Бородинской битвы, старостиха Василиса предстает перед нами такой, какой она была в действительности. Ее потрет можно увидеть в Москве, в Историческом музее. Василиса Кожина изображена в национальном русском костюме, расшитом жемчугом кокошнике; руки сложены на коленях, взгляд спокойный, сосредоточенный. Под картиной подпись: "Партизан 1812 года. Большую сделала для России пользу. Награждена медалью и денежной премией".

Удивительно скромны были героини той войны. И те, что отдавали последнее во имя Победы, и те, что открыто смотрели в лицо смерти, предпочитали остаться безызвестными, нежели требовать воздаяния за свершенное. Так произошло и с Василисой Кожиной, получившей  серебряную медаль «В память Отечественной войны». Не сохранили источники имя дочери, сражавшейся рядом с нею. Та же участь постигла казначейскую горничную из Волоколамска, заколовшую в чулане двух гвардейцев, не повезло и старушке бобылке, с которой связан анекдотический случай. Вот как гласит о нем предание: «Заехало несколько французов в одну смоленскую деревню. По обыкновению обшарили все хаты, забрали у крестьян мало-мальски ценные вещи и деньги. В конце-концов зашли в крайнюю избушку, в которой жила старушка бобылка, все имущество которой заключалось в козе. Заслышав о приближении французов, спрятала ее в подполье. Когда французы зашли к ней в хату и стали требовать денег, угрожая пистолетами, она ответила: «Ничего у меня нет и дать вам нечего!» Но французы не унимались, и пришлось старушке открыть погреб: «Бог с вами, забирайте козу!» Глядит, а французы стоят, словно громом убитые, побледнели, на месте замерли. А потом как бросятся из избы, да на лошадей и кричат: «Казак, казак!»

Следует отметить, что в 1812-м важную патриотическую роль выполняли так называемые летучие листы, или листы политической сатиры. В них не только высмеивались захватнические планы Наполеона, стяжательство и трусость врагов, их бесславное бегство из России, но и проявлялась русская удаль, бесстрашие. И совсем не случайно, что на многих карикатурах и рисунках изображены женщины. Так и вышеприведенный эпизод остался запечатленным на карикатуре И. И. Теребенева «Французы, испугавшиеся козы». Не требовала для себя никакой награды Анфиса из деревни Юхны Вяземского уезда Смоленской губернии. Стоны, проклятия, жалобные крики, ругательства часто оглашали лес и дороги. На них бесследно исчезали конные и пешие солдаты и офицеры. В плен «команда Анфисы» никого не брала. Это было в некотором роде соперничество в уничтожении врага. О послевоенной судьбе Анфисы и ее боевых подруг вдов Лукерьи и Настасьи, девушек Марии, Ульяны, Анны и других ничего не известно.

         Это было настолько неожиданным для врага, что в мемуарах любого чудом уцелевшего солдата или офицера можно найти подтверждение недоумению, царившему во французской армии. «Уже больше двух месяцев, — писал во Францию офицер Лабом, — мы встречаем на пространстве около 300 миль одни только безлюдные деревни и опустошенные поля». Другой офицер, Росс писал: «Все против нас, все готовы либо защищаться, либо бежать, везде меня встречали неприязненно, с упреками и бранью... бабы готовы к бегству и ругали нас так же, как мужики». Что ж, русские женщины умели при острой необходимости выражать свои мысли словами, которые заслуживали оккупанты и которые не вошли в словарь Даля и точно не переводятся ни на один язык мира.  Ненависть, прочно поселившаяся в сердце каждой россиянки, искала и находила выход не только в словах. Под рукой всегда в таких случаях находились предметы непритязательного крестьянского обихода.   «Даже женщины сражаются! — восклицал Федор Глинка и описал следующий эпизод. — Сего дня крестьяне Гжатского уезда, деревень князя Голицына, будучи вытеснены из одних засек, переходили в другие соседственные леса через то селение, где была главная квартира . Две молодые крестьянские девки ранены были в руки. Одна бросилась на помощь деду своему, другая убила древесным суком француза, поранившего ее мать».   Никто и никогда из душевладельцев не ставил цель научить крестьянина владеть оружием. Больше того, этого умения боялись. Приходилось эту мудреную науку постигать в схватках с неприятелем, уничтожая его добытым оружием. Вот где был простор природной сметке, цепкому уму, твердым рукам и острому глазу! Выло бы наивно полагать, что русский крестьянин всю жизнь готовился к нашествию, и все же «предприятия они свои  основывали не на слепой отважности, но на благоразумии и осторожности. В перелесках, за буераками, везде острожные воины-земледельцы расставляли недремлющую стражу. Сверх того установили, чтобы по звону колокольному сбираться им немедленно верхами и пешком, где услышат первый звон». 

Именно так действовал отряд под командой крестьянки Прасковьи из деревни Соколове. Ни она, ни ее односельчане не сумели, да и вряд ли бы успели воспользоваться тем способом, который оказался сподручным Смоленскому губернатору барону Ашу, постыдно бежавшему при первых выстрелах французской артиллерии, предоставив подданным распорядиться своей судьбой. Оставшаяся для потомства «кружевница Прасковья» распорядилась ею так, как подсказывала совесть. Как бы трудно ни звучало ее имя по-французски, его с опаской произносил губернатор Смоленска Жомини, оно косвенно послужило причиной расстрела интенданта Сиоффа и вызвало удивление у самого императора Франции. Гнев Наполеона был беспределен: армия не получала «запланированного» фуража и провианта. Может быть, и другого интенданта Вильбланша ждала та же участь, если бы Жомини не сообщил Наполеону о трудностях снабжения и, в частности, о «неуловимой предводительнице Прасковье и ее поразительных действиях».

Жомини, назначая за голову Прасковьи «большую сумму», не подозревал, что имя ее окажется бесценным для истории, а в золотых кладовых народной памяти навсегда сохранится ее образ. «Ростом была она высокая, с открытым ясным лицом, с тяжелыми косами за плечами. Она была настоящей русской красавицей. Ее руки умели не только плести искусные кружева, но и не гнушались тяжелого крестьянского труда . А когда необходимо было постоять за себя и ближних, они брали топор, вилы и разили  врага». 

Почти ежедневные визиты французов в деревню, где жила Прасковья, превращались в повальные грабежи и избиение ни в чем не повинных людей. В один из таких наездов двое солдат ворвались в ее избу и «со злобным намерением устремились к крестьянской жене, угрожая умертвить ее саблею». Жизнью расплатились они за беспредельную наглость. Топор еще раз сослужил Прасковье хорошую службу, отправив к праотцам троих из шестерых нападавших. Среди убитых оказался полковник, в форме которого она не раз появлялась перед неприятелем во главе отряда, вооруженного трофейным оружием. «Страшное это было войско, — свидетельствовал современник, — двадцать сильных молодых парней и с ними красавица Прасковья». Красавица Прасковья в полковничьем мундире столь смело сражалась с французами, что окрестные партизаны вынуждены были признать ее за старшую. Сама Прасковья показывала пример храбрости. Слухи о Прасковье и ее помощниках пошел по всему уезду, и из соседних деревень стали приходить к ней парни. Она принимала на выбор, и вскоре у нее образовался отряд из 60 отборных молодцов, с которыми Прасковья доходила почти до самого Смоленска... Узнав об этом, Наполеон воскликнул: “Что за страна? Жгут свои лучшие города, а воюют у них женщины и дети”.