Солдат, поэт и вольнодумец: различия между версиями

Материал из SurWiki
Перейти к навигации Перейти к поиску
(В чем заслуга Д. Давыдова как военного)
(Лирика)
Строка 132: Строка 132:
  
 
Бурцов, ёра, забияка,  
 
Бурцов, ёра, забияка,  
 +
 
Собутыльник дорогой!  
 
Собутыльник дорогой!  
 +
 
Ради бога и... арака  
 
Ради бога и... арака  
 +
 
Посети домишко мой!  
 
Посети домишко мой!  
 +
 
В нём нет нищих у порогу,  
 
В нём нет нищих у порогу,  
 +
 
В нём нет зеркал, ваз, картин,  
 
В нём нет зеркал, ваз, картин,  
 +
 
И хозяин, слава богу,  
 
И хозяин, слава богу,  
 +
 
Не великий господин.  
 
Не великий господин.  
 +
 
Он - гусар, и не пускает  
 
Он - гусар, и не пускает  
 +
 
Мишурою пыль в глаза;  
 
Мишурою пыль в глаза;  
 +
 
У него, брат, заменяет  
 
У него, брат, заменяет  
 +
 
Все диваны куль овса.  
 
Все диваны куль овса.  
 +
 
Нет курильниц, может статься,  
 
Нет курильниц, может статься,  
 +
 
Зато трубка с табаком;  
 
Зато трубка с табаком;  
 +
 
Нет картин, да заменятся  
 
Нет картин, да заменятся  
 +
 
Ташкой с царским вензелём!  
 
Ташкой с царским вензелём!  
 +
 
Вместо зеркала сияет  
 
Вместо зеркала сияет  
 +
 
Ясной сабли полоса:  
 
Ясной сабли полоса:  
 +
 
Он по ней лишь поправляет  
 
Он по ней лишь поправляет  
 +
 
Два любезные уса.  
 
Два любезные уса.  
 +
 
А на место ваз прекрасных,  
 
А на место ваз прекрасных,  
 +
 
Беломраморных, больших  
 
Беломраморных, больших  
 +
 
На столе стоят ужасных  
 
На столе стоят ужасных  
 +
 
Пять стаканов пуншевых!  
 
Пять стаканов пуншевых!  
 +
 
Они полны, уверяю,  
 
Они полны, уверяю,  
 +
 
В них сокрыт небесный жар.  
 
В них сокрыт небесный жар.  
 +
 +
 
Приезжай - я ожидаю, -  
 
Приезжай - я ожидаю, -  
 +
 
Докажи, что ты гусар.  
 
Докажи, что ты гусар.  
  
1804
+
1804
  
Представленный Давыдовым гусар – это был, собственно, первый в русской литературе живой образ воина, воссозданный путём словесного творчества. В стихах «поэта-воина» фактически нет ни одного описания сражения (какие есть у «невоинов» Батюшкова или Пушкина). Он часто ограничивается упоминанием неких «опорных» деталей военного быта («Сабля, водка, конь гусарский…») и охотнее воспевает не «сечу», а «биваки»…                                      Использовались Давыдовым и гиперболы, например, с непременной «водкой», столь «ухарски» потребляемой на пирушках: «Ставь бутылки перед нами…». Усы – с самых ранних стихов поэта – стали своеобразным символом гусара – «честью гусара»: «С закрученными усами…», «И с проседью усов…». Ещё более пестрят этими самыми «усами» стихотворные послания к Давыдову: «усатый запевала», «и закрутив с досады ус», «усатый воин». Благодаря этому образу понятие «гусар» стало нарицательным и даже расширительным: в обиход вошли слова «гусарить» («молодцевать из похвальбы, франтить молодечеством». – Вл. Даль) и «гусаристый»… Козьме Пруткову принадлежит шутливый, но очень глубокий афоризм: «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары». Денис Васильевич был отнюдь не прочь «погусарить» и в стихах, и в прозе. Стихи свои он сам называл «крутыми», что проявлялось в особенной «взбалмошности» их языка и стиля: «понтируй, как понтируешь, фланкируй, как фланкируешь… («Гусарский пир», 1804). В «Песне старого гусара» (1817), упрекая гусар молодого поколения в отступлении от былых идеалов, автор восклицает: «Говорят: умней они.… Но что слышим от любого? Жомини да Жомини! А об водке – ни полслова!» Барон Генрих Вениаминович Жомини (1779-1869) был генералом, французом на русской службе, слыл за известного военного теоретика; Давыдов, сам занимавшийся теорией партизанской войны, спорил с установками этого самого Жомини… Но стихи стали знамениты вовсе не этим намёком на полемику: необычное противопоставление не просто запомнилось, а врезалось в память,  превращалось в пословицу. И не будь этих стихов – кто бы сейчас вспомнил о генерале Жомини!.. Пожалуй, ни одному из русских поэтов судьба не даровала такой «гусаристой» биографии.
+
Представленный Давыдовым гусар – это был, собственно, первый в русской литературе живой образ воина, воссозданный путём словесного творчества. В стихах «поэта-воина» фактически нет ни одного описания сражения (какие есть у «невоинов» Батюшкова или Пушкина). Он часто ограничивается упоминанием неких «опорных» деталей военного быта («Сабля, водка, конь гусарский…») и охотнее воспевает не «сечу», а «биваки»…                                      Использовались Давыдовым и гиперболы, например, с непременной «водкой», столь «ухарски» потребляемой на пирушках: «Ставь бутылки перед нами…». Усы – с самых ранних стихов поэта – стали своеобразным символом гусара – «честью гусара»: «С закрученными усами…», «И с проседью усов…». Ещё более пестрят этими самыми «усами» стихотворные послания к Давыдову: «усатый запевала», «и закрутив с досады ус», «усатый воин». Благодаря этому образу понятие «гусар» стало нарицательным и даже расширительным: в обиход вошли слова «гусарить» («молодцевать из похвальбы, франтить молодечеством». – Вл. Даль) и «гусаристый»… Козьме Пруткову принадлежит шутливый, но очень глубокий афоризм: «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары». Денис Васильевич был отнюдь не прочь «погусарить» и в стихах, и в прозе. Стихи свои он сам называл «крутыми», что проявлялось в особенной «взбалмошности» их языка и стиля: «понтируй, как понтируешь, фланкируй, как фланкируешь… («Гусарский пир», 1804). В «Песне старого гусара» (1817), упрекая гусар молодого поколения в отступлении от былых идеалов, автор восклицает: «Говорят: умней они.… Но что слышим от любого? Жомини да Жомини! А об водке – ни полслова!» Барон Генрих Вениаминович Жомини (1779-1869) был генералом, французом на русской службе, слыл за известного военного теоретика; Давыдов, сам занимавшийся теорией партизанской войны, спорил с установками этого самого Жомини… Но стихи стали знамениты вовсе не этим намёком на полемику: необычное противопоставление не просто запомнилось, а врезалось в память,  превращалось в пословицу. И не будь этих стихов – кто бы сейчас вспомнил о генерале Жомини!.. Пожалуй, ни одному из русских поэтов судьба не даровала такой «гусаристой» биографии.
 
  Лирика Давыдова по интонации стремительная, темпераментная, по речи непринуждённая, нарочито огрублённая гусарским жаргоном. Яркий её образец – стихотворение «Решительный вечер», (1818), в котором есть такие выражения: «как зюзя натянуся», «напьюсь свинья свиньёй», «пропью прогоны с кошельком».  «Солдатская» лексика производит в такого рода стихах впечатление условности, благодаря тому, что бытовые словечки, реалии взяты не всерьёз, а сделаны  под «солдатскую» песню: «Между славными местами устремимся дружно в бой!». До Давыдова в «распашных» стихах отсутствовало героическое начало.  Насколько я понимаю, для автора главное – не  «военных» словечки, а  натура, личность гусара, умеющего мертвецки пить и жизнерадостно умирать, лихого забияки и в то же время героя.  В стихах Давыдова особую роль играет военная тема. Но если поэты старшего поколения  торжественно и громогласно воспевали в  стихах  сражения, походы, подвиги царей и полководцев, то Давыдов в своих  «зачашных» стихах и песнях открыл для русской поэзии новую область, а именно — военный быт без парадности и прикрас.   
 
  Лирика Давыдова по интонации стремительная, темпераментная, по речи непринуждённая, нарочито огрублённая гусарским жаргоном. Яркий её образец – стихотворение «Решительный вечер», (1818), в котором есть такие выражения: «как зюзя натянуся», «напьюсь свинья свиньёй», «пропью прогоны с кошельком».  «Солдатская» лексика производит в такого рода стихах впечатление условности, благодаря тому, что бытовые словечки, реалии взяты не всерьёз, а сделаны  под «солдатскую» песню: «Между славными местами устремимся дружно в бой!». До Давыдова в «распашных» стихах отсутствовало героическое начало.  Насколько я понимаю, для автора главное – не  «военных» словечки, а  натура, личность гусара, умеющего мертвецки пить и жизнерадостно умирать, лихого забияки и в то же время героя.  В стихах Давыдова особую роль играет военная тема. Но если поэты старшего поколения  торжественно и громогласно воспевали в  стихах  сражения, походы, подвиги царей и полководцев, то Давыдов в своих  «зачашных» стихах и песнях открыл для русской поэзии новую область, а именно — военный быт без парадности и прикрас.   
  
Строка 168: Строка 196:
  
 
В дымном поле, на биваке  
 
В дымном поле, на биваке  
 +
 
У пылающих огней,  
 
У пылающих огней,  
 +
 
В благодетельном араке  
 
В благодетельном араке  
 +
 
Зрю спасителя людей.  
 
Зрю спасителя людей.  
 +
 
Собирайся вкруговую,  
 
Собирайся вкруговую,  
 +
 
Православный весь причёт!  
 
Православный весь причёт!  
 +
 
Подавай лохань златую,  
 
Подавай лохань златую,  
 +
 
Где веселие живёт!  
 
Где веселие живёт!  
 +
 
Наливай обширны чаши  
 
Наливай обширны чаши  
 +
 
В шуме радостных речей,  
 
В шуме радостных речей,  
 +
 
Как пивали предки наши  
 
Как пивали предки наши  
 +
 
Среди копий и мечей.  
 
Среди копий и мечей.  
 +
 
Бурцов, ты - гусар гусаров!  
 
Бурцов, ты - гусар гусаров!  
 +
 
Ты на ухарском коне  
 
Ты на ухарском коне  
 +
 
Жесточайший из угаров  
 
Жесточайший из угаров  
 +
 
И наездник на войне!  
 
И наездник на войне!  
 +
 
Стукнем чашу с чашей дружно!  
 
Стукнем чашу с чашей дружно!  
 +
 
Нынче пить ещё досужно;  
 
Нынче пить ещё досужно;  
 +
 
Завтра трубы затрубят,  
 
Завтра трубы затрубят,  
 +
 
Завтра громы загремят.  
 
Завтра громы загремят.  
 +
 
Выпьем же и поклянёмся,  
 
Выпьем же и поклянёмся,  
 +
 
Что проклятью предаёмся,  
 
Что проклятью предаёмся,  
 +
 
Если мы когда-нибудь  
 
Если мы когда-нибудь  
 +
 
Шаг уступим, побледнеем,  
 
Шаг уступим, побледнеем,  
 +
 
Пожалеем нашу грудь  
 
Пожалеем нашу грудь  
 +
 
И в несчастьи оробеем;  
 
И в несчастьи оробеем;  
 +
 
Если мы когда дадим  
 
Если мы когда дадим  
 +
 
Левый бок на фланкировке,  
 
Левый бок на фланкировке,  
 +
 
Или лошадь осадим,  
 
Или лошадь осадим,  
 +
 
Или миленькой плутовке  
 
Или миленькой плутовке  
 +
 
Даром сердце подарим!  
 
Даром сердце подарим!  
 +
 
Пусть не сабельным ударом  
 
Пусть не сабельным ударом  
 +
 
Пресечётся жизнь моя!  
 
Пресечётся жизнь моя!  
 +
 
Пусть я буду генералом,  
 
Пусть я буду генералом,  
 +
 
Каких много видел я!  
 
Каких много видел я!  
 +
 
Пусть среди кровавых боев  
 
Пусть среди кровавых боев  
 +
 
Буду бледен, боязлив,  
 
Буду бледен, боязлив,  
 +
 
А в собрании героев  
 
А в собрании героев  
 +
 
Остр, отважен, говорлив!  
 
Остр, отважен, говорлив!  
 +
 
Пусть мой ус, краса природы,  
 
Пусть мой ус, краса природы,  
 +
 
Чёрно-бурый, в завитках,  
 
Чёрно-бурый, в завитках,  
 +
 
Иссечётся в юны годы  
 
Иссечётся в юны годы  
 +
 
И исчезнет, яко прах!  
 
И исчезнет, яко прах!  
 +
 
Пусть фортуна для досады,  
 
Пусть фортуна для досады,  
 +
 
К умножению всех бед,  
 
К умножению всех бед,  
 +
 
Даст мне чин за вахтпарады  
 
Даст мне чин за вахтпарады  
 +
 
И георгья за совет!  
 
И георгья за совет!  
 +
 
Пусть... Но чу! гулять не время!  
 
Пусть... Но чу! гулять не время!  
 +
 
К коням, брат, и ногу в стремя,  
 
К коням, брат, и ногу в стремя,  
 +
 
Саблю вон - и в сечу! Вот  
 
Саблю вон - и в сечу! Вот  
 +
 
Пир иной нам бог даёт,  
 
Пир иной нам бог даёт,  
 +
 
Пир задорней, удалее,  
 
Пир задорней, удалее,  
 +
 
И шумней, и веселее...  
 
И шумней, и веселее...  
 +
 
Ну-тка, кивер набекрень,  
 
Ну-тка, кивер набекрень,  
 +
 
И - ура! Счастливый день!  
 
И - ура! Счастливый день!  
  
 
1804
 
1804
 +
  
 
'''Полусолдат'''
 
'''Полусолдат'''
  
 
«Нет, братцы, нет: полусолдат  
 
«Нет, братцы, нет: полусолдат  
 +
 
Тот, у кого есть печь с лежанкой,  
 
Тот, у кого есть печь с лежанкой,  
 +
 
Жена, полдюжины ребят,  
 
Жена, полдюжины ребят,  
 +
 
Да щи, да чарка с запеканкой!  
 
Да щи, да чарка с запеканкой!  
 +
 
Вы видели: я не боюсь  
 
Вы видели: я не боюсь  
 +
 
Ни пуль, ни дротика куртинца;  
 
Ни пуль, ни дротика куртинца;  
 +
 
Лечу стремглав, не дуя в ус,  
 
Лечу стремглав, не дуя в ус,  
 +
 
На нож и шашку кабардинца.  
 
На нож и шашку кабардинца.  
 +
 
Всё так! Но прекратился бой,  
 
Всё так! Но прекратился бой,  
 +
 
Холмы усыпались огнями,  
 
Холмы усыпались огнями,  
 +
 
И хохот обуял толпой,  
 
И хохот обуял толпой,  
 +
 
И клики вторятся горами,
 
И клики вторятся горами,
 +
 
И всё кипит, и всё гремит;  
 
И всё кипит, и всё гремит;  
 +
 
А я, меж вами одинокой,  
 
А я, меж вами одинокой,  
 +
 
Немою грустию убит,  
 
Немою грустию убит,  
 +
 
Душой и мыслию далёко.
 
Душой и мыслию далёко.
 +
 
Я не внимаю стуку чаш  
 
Я не внимаю стуку чаш  
 +
 
И спорам вкруг солдатской каши;  
 
И спорам вкруг солдатской каши;  
 +
 
Улыбки нет на хохот ваш;  
 
Улыбки нет на хохот ваш;  
 +
 
Нет взгляда на проказы ваши!
 
Нет взгляда на проказы ваши!
 +
 
Таков ли был я в век златой  
 
Таков ли был я в век златой  
 +
 
На буйной Висле, на Балкане,  
 
На буйной Висле, на Балкане,  
 +
 
На Эльбе, на войне родной,  
 
На Эльбе, на войне родной,  
 +
 
На льдах Торнео, на Секване?  
 
На льдах Торнео, на Секване?  
 +
 
Бывало, слово: друг, явись!  
 
Бывало, слово: друг, явись!  
 +
 
И уж Денис с коня слезает;  
 
И уж Денис с коня слезает;  
 +
 
Лишь чашей стукнут - и Денис  
 
Лишь чашей стукнут - и Денис  
 +
 
Как тут - и чашу осушает.  
 
Как тут - и чашу осушает.  
 +
 
На скачку, на борьбу готов,  
 
На скачку, на борьбу готов,  
 +
 
И, чтимый выродком глупцами,  
 
И, чтимый выродком глупцами,  
 +
 
Он, расточитель острых слов,  
 
Он, расточитель острых слов,  
 +
 
Им хлещет прозой и стихами.
 
Им хлещет прозой и стихами.
 +
 
Иль в карты бьётся до утра,  
 
Иль в карты бьётся до утра,  
 +
 
Раскинувшись на горской бурке;  
 
Раскинувшись на горской бурке;  
 +
 
Или вкруг светлого костра  
 
Или вкруг светлого костра  
 +
 
Танцует с девками мазурки.  
 
Танцует с девками мазурки.  
 +
 
Нет, братцы, нет: полусолдат  
 
Нет, братцы, нет: полусолдат  
 +
 
Тот, у кого есть печь с лежанкой,  
 
Тот, у кого есть печь с лежанкой,  
 +
 
Жена, полдюжины ребят,  
 
Жена, полдюжины ребят,  
 +
 
Да щи, да чарка с запеканкой!»  
 
Да щи, да чарка с запеканкой!»  
 +
 
Так говорил наездник наш,  
 
Так говорил наездник наш,  
 +
 
Оторванный судьбы веленьем  
 
Оторванный судьбы веленьем  
 +
 
От крова мирного - в шалаш,  
 
От крова мирного - в шалаш,  
 +
 
На сечи, к пламенным сраженьям.  
 
На сечи, к пламенным сраженьям.  
 +
 
Аракс шумит, Аракс шумит,  
 
Аракс шумит, Аракс шумит,  
 +
 
Араксу вторит ключ нагорный,  
 
Араксу вторит ключ нагорный,  
 +
 
И Алагёз, нахмурясь, спит,  
 
И Алагёз, нахмурясь, спит,  
 +
 
И тонет в влаге дол узорный;  
 
И тонет в влаге дол узорный;  
 +
 
И веет с пурпурных садов  
 
И веет с пурпурных садов  
 +
 
Зефир восточным ароматом,  
 
Зефир восточным ароматом,  
 +
 
И сквозь сребристых облаков  
 
И сквозь сребристых облаков  
 +
 
Луна плывёт над Араратом.  
 
Луна плывёт над Араратом.  
 +
 
Но воин наш не упоён  
 
Но воин наш не упоён  
 +
 
Ночною роскошью полуденного края...  
 
Ночною роскошью полуденного края...  
 +
 
С Кавказа глаз не сводит он,  
 
С Кавказа глаз не сводит он,  
 +
 
Где подпирает небосклон  
 
Где подпирает небосклон  
 +
 
Казбека груда снеговая...  
 
Казбека груда снеговая...  
 +
 
На нём знакомый вихрь, на нём громады льда,  
 
На нём знакомый вихрь, на нём громады льда,  
 +
 
И над челом его, в тумане мутном,  
 
И над челом его, в тумане мутном,  
 +
 
Как Русь святая, недоступном,  
 
Как Русь святая, недоступном,  
 +
 
Горит родимая звезда.  
 
Горит родимая звезда.  
  
1826
+
1826
  
 
Давыдов создал всего около пятнадцати «гусарских» песен и посланий. Объём его творчества вообще невелик, но след, оставленный им в русской поэзии, неизгладим.  Давыдов  поэтически раскрыл быт и психологию воина. В  поэзии Давыдова, опирающейся на жизненный опыт автора, возникает оригинальный образ «гусара», лихого наездника и удалого рубаки, скрывающего, однако, под этой удалой внешностью благородные свойства воина-патриота, сознание воинского долга и воинской чести, мужество и бесстрашие, отрицание светских условностей и своеобразное вольнолюбие.  «Гусарство» Давыдова определило и особые формы его поэзии. Вместо героической эпопеи и хвалебной оды, этих основных жанров батальной поэзии классицизма, поэт создает жанр «гусарской» песни, свободной от ставшей трафаретом официальной героики, от декламационно-патетического стиля («Гусарский пир», 1804; «Песня», 1815; «Песня старого гусара», 1817).  
 
Давыдов создал всего около пятнадцати «гусарских» песен и посланий. Объём его творчества вообще невелик, но след, оставленный им в русской поэзии, неизгладим.  Давыдов  поэтически раскрыл быт и психологию воина. В  поэзии Давыдова, опирающейся на жизненный опыт автора, возникает оригинальный образ «гусара», лихого наездника и удалого рубаки, скрывающего, однако, под этой удалой внешностью благородные свойства воина-патриота, сознание воинского долга и воинской чести, мужество и бесстрашие, отрицание светских условностей и своеобразное вольнолюбие.  «Гусарство» Давыдова определило и особые формы его поэзии. Вместо героической эпопеи и хвалебной оды, этих основных жанров батальной поэзии классицизма, поэт создает жанр «гусарской» песни, свободной от ставшей трафаретом официальной героики, от декламационно-патетического стиля («Гусарский пир», 1804; «Песня», 1815; «Песня старого гусара», 1817).  
Строка 298: Строка 441:
  
 
Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,  
 
Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,  
 +
 
''Туда, где бой кипит, где русский штык бушует…
 
''Туда, где бой кипит, где русский штык бушует…
 +
 
Я люблю кровавый бой,''
 
Я люблю кровавый бой,''
 +
 
Я люблю кровавый бой
 
Я люблю кровавый бой
 +
 
Я рожден для службы царской!
 
Я рожден для службы царской!
 +
 
Сабля, водка, конь гусарской,
 
Сабля, водка, конь гусарской,
 +
 
С вами век мне золотой!
 
С вами век мне золотой!
 +
 
Я люблю кровавый бой
 
Я люблю кровавый бой
 +
 
Я рожден для службы царской!
 
Я рожден для службы царской!
 +
 
За тебя на черта рад,  
 
За тебя на черта рад,  
 +
 
Наша матушка Россия!
 
Наша матушка Россия!
 +
 
Пусть французишки гнилые
 
Пусть французишки гнилые
 +
 
К нам пожалуют назад!
 
К нам пожалуют назад!
 +
 
За тебя на черта рад,  
 
За тебя на черта рад,  
 +
 
Наша матушка Россия!
 
Наша матушка Россия!
 +
 
Станем, братцы, вечно жить
 
Станем, братцы, вечно жить
 +
 
Вкруг огней, под шалашами,
 
Вкруг огней, под шалашами,
 +
 
Днем — рубиться молодцами,  
 
Днем — рубиться молодцами,  
 +
 
Вечерком — горилку пить!
 
Вечерком — горилку пить!
 +
 
Станем, братцы, вечно жить
 
Станем, братцы, вечно жить
 +
 
Вкруг огней, под шалашами.
 
Вкруг огней, под шалашами.

Версия 18:54, 17 апреля 2012

Автор проекта

Екаерина Рубан

Название проекта

Солдат, поэт и вольнодумец...

Предмет, класс

История, 6 класс

Введение

56310873 1268319270 517pxDenisdavydov.jpg

Денис Давыдов... В этом имени и звон боевого металла, и звучные аккорды задорной гусарской лиры, и обаяние незаурядной личности – человека широкой души, удалого нрава и неподражаемого таланта. Его нельзя было не любить. Всякий, кто знал Дениса Давыдова, восхищался его храбростью, поэтической натурой и острым умом. Им гордились друзья, его воспевали поэты, художники писали портреты. При жизни о нём слагались легенды. Герой Отечественной войны 1812 года, поэт пушкинской плеяды, Денис Васильевич Давыдов прожил недолгую, но яркую жизнь.

Актуальность

Историю своей страны, должен знать каждый человек, а героев великих сражений тем более. Многие имена нам известны, такие как Дмитрий Донской, Александр Невский, Александр Суворов, М. Кутузов, Багратион, Нахимов, Ушаков и др. Я хочу рассказать историю жизни гусара, вольнодумца, историка, поэта.

Объект исследования

Личность Д.В. Давыдова и Отечественная война 1812 года.

Предмет исследования

Личность и судьба Д.В. Давыдова.

Основополагающий вопрос

Что мы знаем о Д.В. Давыдове, герое войны 1812 года?

Проблемные вопросы

1. Д.В.Давыдов – солдат, увлекающийся поэзией, или поэт, служащий в армии.

2. Участие Д.В.Давыдова в войне 1812 года и походах русской армии.

3. Писатель – историк, публицист.

4.Что такое гусарская лирика Давыдова

5.Какой предстает война 1812 в стихах Давыдова.

Цель

Узнать о Д. Давыдове как организаторе впервые в мировой батальной практике партизанского движения, историке основоположнике гусарской лирики.

Задачи

1. Изучить исторические и литературные источники о жизни Д.В. Давыдова

2. Рассказать о Давыдове Д.В. –участнике баталии 1812 года.

3. Познакомиться с Д.В. Давыдовым как поэтом и прозаиком.

4. Систематизировать полученную информацию о Давыдове.

5. Создать презентацию для защиты исследовательской работы на интегрированном уроке истории и литературы.

Методы

1. Проектирование.

2.Информационно - аналитический.

Детство и юность

Певец-гусар, ты пел биваки, Раздолье ухарских пиров И грозную потеху драки, И завитки своих усов. С веселых струн во дни покоя Походную сдувая пыль, Ты славил, лиру перестроя, Любовь и мирную бутыль. Я слушаю тебя и сердцем молодею. Мне сладок жар твоих речей, Печальный, снова пламенею Воспоминаньем прежних дней. Я всё люблю язык страстей, Его пленительные звуки Приятны мне, как глас друзей Во дни печальные разлуки.

1821 г. Пушкин А. С., Денису Давыдову

Давыдов Денис Васильевич родился в семье бригадира Василия Денисовича Давыдова (1747—1808), служившего под командованием А. В. Суворова, в Москве. Давыдовская биография началась с суворовского благословения. Сам Давыдов описал тот день вдохновенно в очерке «Встреча с великим Суворовым». Только так и можно было сыграть увертюру к судьбе солдата и поэта, при жизни ставшего легендарным — как и Суворов. Шёл 1793 год. В то время Василий Денисович Давыдов — гусар, как и его сын, — командовал Полтавским легкоконным полком. Суворов осматривал полк и отобедал с Давыдовым. Девятилетний полковничий сын Денис жил при армии, лихо ездил верхом, любил оружие и грезил о сражениях. Суворов спросил его: «Любишь ли ты солдат, друг мой?». Надо сказать, что великий полководец умел проницательно судить о людях по ответам на неожиданные вопросы. Денис ответил без промедления, по-суворовски пылко: «Я люблю графа Суворова; в нём всё — и солдаты, и победа, и слава». Суворов был в восторге: «Помилуй Бог, какой удалой! Быть ему военным человеком. Я ещё не умру, а он уже три сражения выиграет!». Разумеется, Давыдов не забудет суворовского благословения. Через много лет седеющий гусар напишет шутливую автобиографию. Ему удастся скрыть своё авторство — и многие знающие люди примут «Очерк жизни Дениса Васильевича Давыдова» за сочинение самого генерала Ермолова! В этом жизнеописании он со смаком расскажет о своих детских шалостях после суворовского благословения: «Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека. Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили! Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до тринадцатилетнего возраста. Тут пора была подумать и о будущности: он сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаею гончих собак по мхам и болотам — и тем заключил своё воспитание». Бригадир Василий Денисович Давыдов, как и его кумир Суворов, был супротивником павловского опруссачивания русской армии. Он был вынужден уйти в отставку вскоре после воцарения Павла Первого. Как и Суворов, при Павле он оказался под судом, власти конфисковали солидную часть немалого состояния Давыдовых. Воспоминания об этой несправедливости долго не покидали юного Дениса Васильевича. После свержения и гибели императора Павла честное имя Давыдовых было восстановлено, вернулся и материальный достаток. Несмотря на малый рост, Давыдова приняли в кавалергардский полк. А в 1804-м он поступил на службу в Белорусский гусарский.

Военная карьера

В 1801 году Давыдов поступил на службу в гвардейский кавалергардский полк, находившийся в Петербурге, хотя, когда Денис только явился определяться в полк, дежурный офицер наотрез отказался его принять из-за его маленького роста. Тем не менее, Денис добился, чтобы его приняли: за обаяние, остроумие и скромность, вскоре его очень полюбили офицеры. Позднее в автобиографии он и сам весело обрисует себя в сей знаменательный час (снова ведя речь о собственной персоне в третьем лице): "Наконец привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище поэтического его гения мукою и треугольною шляпою". В сентябре 1802 года Давыдов был произведен в корнеты, в ноябре 1803 — в поручики. В это же время начал писать стихи и басни, и в баснях стал очень едко высмеивать первых лиц государства. Из-за сатирических стихов последовал перевод Дениса из гвардии, в Белорусский гусарский полк с дислокацией в Подольской губернии на Украине, с переименованием в ротмистры Так с кавалергардами поступали очень редко и только за большие провинности - трусость в бою, казнокрадство или шулерство в картах. Однако Денису в гусарах понравилось. Там он познакомился с героем своих "зачашных песен" поручиком Бурцевым. Лихие пирушки, буйные шутки - всё это он теперь воспевал в своих «зачашных песнях», оставив писание басен. Плохо было только то, что Денис Давыдов чуть было, не пропустил первую войну с Наполеоном. Гвардия принимала участие в сражениях с французами, а его гусарский полк - нет. Молодой кавалерийский офицер, мечтавший о ратных подвигах и славе, был вынужден оставаться в стороне от этих событий, в то время как его брат Евдоким, бросив гражданскую службу в Иностранной коллегии, поступил в кавалергарды и успел прославиться под Аустерлицем. Евдоким был тяжело ранен и попал в плен. Денис во что бы то ни стало, решил попасть на фронт. В ноябре 1806 года Давыдов ночью проник к фельдмаршалу М. Ф. Каменскому, назначенному в это время главнокомандующим русской армии. Этот старичок в ночном колпаке, чуть не умер от страха, когда перед ним появился Денис и потребовал отправить его на фронт. Только всё это оказалось зря, так как Каменский всего неделю командовал армией. Он был снят, так как помутился рассудком. Вышел к войску в заячьем тулупе, в платке и заявил: «Братцы, спасайтесь, кто как может…». По одной из версий, он спятил после появления перед ним ночью Дениса Давыдова. Но, слава о таком отчаянном гусаре дошла до Марии Антоновны Нарышкиной, фаворитки государя. И она помогла ему в его желании воевать. В начале 1807 года он был назначен адъютантом к генералу П. И. Багратиону. В своё время Давыдов в одном из стихов вышутил длинный нос Багратиона и поэтому немножко побаивался первой встречи с ним. При первой встречи, Багратион сказал своим офицерам: «Вот тот, кто потешался над моим носом». На что Давыдов, не растерявшись, ответил, что писал о его носе только из зависти, так как у самого его практически нет. Шутка Багратиону понравилась. И он часто, когда ему докладывали, что неприятель «на носу», переспрашивал: "На чьём носу? Если на моём, то можно ещё отобедать, а если на Денисовом, то по коням!". Уже с 24 января 1807 года Денис Давыдов участвовал в боях с французами. В сражении при Прейсиш-Эйлау он находился при Багратионе, который появлялся со своим адъютантом на самых опасных и ответственных участках. Один бой, по мнению Багратиона, был выигран только благодаря Давыдову. Он в одиночку бросился на отряд французских улан и те, преследуя его, отвлеклись и упустили момент появления русских гусар. За этот бой Денис получил орден Святого Владимира IV степени, бурку от Багратиона и трофейную лошадь. В этой и других битвах Давыдов отличился исключительной храбростью, за что был награжден орденами и золотой саблей. Давыдову не раз удавалось отбивать у врага военные припасы и продовольствие, перехватывать переписку, наводя тем самым страх на французов и поднимая дух русских войск и общества. В 1809 г., состоя при кн. Багратионе, командовавшем войсками в Молдавии, Давыдов участвовал в различных боевых операциях против турок.

Отечественная война 1812 года

При начале войны 1812 г. Давыдов состоял подполковником в Ахтырском гусарском полку и находился в авангардных войсках генерала Васильчикова. 21 августа 1812 года в виду деревни Бородино, где он вырос, за пять дней до великого сражения Денис Васильевич и предложил Багратиону идею партизанского отряда. Для одобрения своей идеи он послал письмо князю. Вот небольшой фрагмент этого письма: «Ваше сиятельство! Вам известно, что я, оставя место адъютанта вашего, столь лестное для моего самолюбия, вступая в гусарский полк, имел предметом партизанскую службу и по силам лет моих, и по опытности, и, если смею сказать, по отваге моей… Вы мой единственный благодетель; позвольте мне предстать к вам для объяснений моих намерений; если они будут вам угодны, употребите меня по желанию моему и будьте надеждны, что тот, который носит звание адъютанта Багратиона пять лет сряду, тот поддержит честь сию со всею ревностью, какой бедственное положение любезного нашего отечества требует…» Приказ Багратиона о создании летучего партизанского отряда был одним из его последних перед Бородинским сражением, где он был смертельно ранен. В первую же ночь отряд Давыдова из 50 гусар и 80 казаков попал в засаду устроенную крестьянами, и Денис чуть не погиб. После этого Давыдов надел мужицкий кафтан и отпустил бороду. Со 50 гусарами и 80 казаками в одной из вылазок он умудрился взять в плен 370 французов, отбив при этом 200 русских пленных, телегу с патронами и девять телег с провиантом. Его отряд за счёт крестьян и освобождённых пленных быстро разрастался. Быстрые его успехи убедили Кутузова в целесообразности партизанской войны, и он не замедлил дать ей более широкое развитие и постоянно присылал подкрепления. Наполеон ненавидел Давыдова люто и приказал при аресте расстрелять Дениса на месте. Ради его поимки выделил один из лучших своих отрядов в две тысячи всадников при восьми обер-офицерах и одном штаб-офицере. Давыдов, у которого было в два раза меньше людей, сумел загнать отряд в ловушку и взять в плен вместе со всеми офицерами. С переходом границы Давыдов был прикомандирован к корпусу генерала Винцингероде. По всей Европе о храбрости и удачливости Давыдова слагали легенды. Когда русские войска входили в какой-нибудь город, то все жители выходили на улицу и спрашивали о нем, чтобы его увидеть. За бой при подходе к Парижу, когда под ним было убито пять лошадей, но он вместе со своими казаками всё же прорвался сквозь гусар бригады Жакино к французской артиллерийской батарее и, изрубив прислугу, решил исход сражения — Давыдову присвоили чин генерал-майора.

В чем заслуга Д. Давыдова как военного

Европейскую же славу снискал он себе как инициатор создания летучих партизанских отрядов. Давыдов первым предложил партизанский род войны, исторически, может быть, не новый, но в русской армии до тех пор почти не применявшийся. Незадолго до Бородинской битвы Кутузов разрешил Денису Давыдову, бывшему в тот период командиром гусарского полка, сформировать небольшой летучий отряд (партизанскими армейские отряды тогда не называли). Инструкцию командиру отряда лично написал Багратион: «Ахтырского гусарского полка господину подполковнику Давыдову. По получении сего извольте взять сто пятьдесят казаков от генерал-майора Карпова и пятьдесят гусар Ахтырского гусарского полка. Предписываю вам взять все меры, дабы беспокоить неприятеля и стараться забирать их фуражиров не с фланга его, а в середине и в тылу, расстраивать обозы и парки, ломать переправы и отнимать все способы. Словом сказать, я уверен, что сделав вам такую важную доверенность, вы потщитесь доказать вашу расторопность и усердие и тем оправдаете мой выбор. Рапорты же ваши присылать ко мне тогда, когда будете удобный иметь случай; о движениях ваших никому не должно ведать и старайтесь иметь их в самой непроницаемой тайности. Что же касается до продовольствия команды вашей, вы должны сами иметь о том попечение». В том грозном 1812 году Денис Давыдов раскрылся во всей своей полноте - как патриот Родины и военный деятель. Давайте заглянем в «Послужной список Д.В.Давыдова»: "1812 год. Командовал группой наездников в окрестностях Вязьмы, Дорогобужа, Гжатска. Взял в плен 3560 человек нижних чинов, 43 штаб и обер-офицеров. В сражении под Алеховым, Смоленском. Разбил наголову большой отряд французов"... Полистаем книги его. «Пусть грянет Русь военною грозою, - я в этой песне запевала!» - каким надо было быть прозорливым воином и поэтом, чтоб так верно предугадать своё предназначение. «Я был рожден для рокового 1812 года" - какую надо было иметь дерзость, чтоб с клеймом неблагонадежного свободолюбца возглавить партизанский отряд и громить француза-захватчика в его тылу! «Я не поэт, я – партизан, казак», - и как же надо было любить военное дело, чтоб в минуту опасности найти такой непопулярный, но такой верный путь к спасению Отечества!

Д.В. Давыдов –историк, писатель - баталист. Проза

Военную славу партизану Денису Давыдову обеспечило талантливое перо поэта, публициста и военного историка. В 1821 году он опубликовал «Опыт теории партизанского действия», а после ухода в отставку, как он сам говорил, «пустился в военные записки». Написанные увлекательным языком, его произведения пользовались большой популярностью в России. Но это не столь историко-публицистические, сколь литературные произведения. Недаром же бывший кавалерист, а впоследствии декабрист и писатель А.А. Бестужев-Марлинский в одном из писем заметил: «Дениса Давыдова судите по его словам; но между нами будь сказано, он более выписал, чем вырубил себе славу храбреца». Денис Давыдов первым подробно осветил в русской литературе партизанские действия. Причем сделал это талантливо и увлекательно. Благодаря его произведениям, именно его в обществе стали считать инициатором и одним из организаторов партизанского движения, тем более что он уже имел славу лихого гусара. При всем личностном подходе Дениса Давыдова к рассказам об Отечественной войне 1812 года, именно благодаря ему, мы получили развернутое описание партизанской борьбы и самоотверженных действий многих реальных участников тех событий. Ему же принадлежит и первое теоретическое обобщение опыта деятельности партизанских отрядов в Отечественной войне. Кстати, именно произведениями Давыдова пользовался Лев Толстой при создании «Войны и мира», сделав и самого Дениса прототипом одного из своих героев. При этом Толстой, основательно изучивший войну 1812 года, прекрасно понимал истинную роль Давыдова в организации партизанского движения. Талантливому пиру военного историка-публициста принадлежат следующие труды:

Прозаические статьи Давыдова делятся на две категории: статьи, носящие характер личных воспоминаний, и статьи историко-полемические. Из первых наиболее известны: «Встреча с великим Суворовым», «Встреча с фельдмаршалом графом Каменским», «Воспоминание о сражении при Прейсиш-Эйлау», «Тильзит в 1807 г.», «Дневники партизанских действий» и «Записки о польской кампании 1831 г.». По ценности сообщаемых данных эти военные воспоминания и до сих пор сохраняют значение важных источников для истории войны той эпохи. Ко второй категории относятся: «Мороз ли истребил французскую армию», «Переписка с Вальтер-Скоттом», «Замечания на некрологию H. H. Раевского» и некоторые другие. Собрания сочинений Давыдова выдержали шесть изданий; из них наибольшей полнотой отличаются трёхтомные издания 1860 и 1893, под ред. А. О. Круглого (прил. к журн. «Север») «Моя жизнь — борьба». Эти слова Вольтера Денис Давыдов поставил эпиграфом к своим «Военным запискам». Эпиграф содержит двойной смысл. Один — открытый: борьба на полях сражений, священная борьба за родину. Другой — скрытый : изнурительная и обидная для самолюбия борьба, которую пришлось вести с недоброжелателями, бюрократами, выскочками, холодными карьеристами, просто злобными ничтожествами — со всеми, кто дружно преследовал знаменитого воина за все, что в нем их раздражало: за вольный, непокорный нрав, за беспощадный язык, за презрение к плацпарадной шагистике, которые пришли на смену воинской отваге и предприимчивости. В 1831 году, вернувшись из Польши, он уже навсегда «распоясался и повесил шашку свою на стену». Как сам Давыдов говорил, он «пустился в военные записки»: «Не позволяют драться, я принялся описывать, как дрались». В положении обойденного и обиженного человека он находит для себя две богатые темы. Это, во-первых, «воспоминания эпических наших войн, опасностей, славы» и, во-вторых, «злоба на гонителей или на сгонителей с поля битв на пашню». Естественно, что сочинения Давыдова сильно страдали от вмешательства цензуры или вовсе не попадали в печать. Под конец жизни у Дениса Давыдова остались одни воспоминания о 1812 годе, в который он, говоря его словами, навсегда «врубил свое имя». В 1838 году один из русских литераторов писал: «Два утра просидел я с Денисом Давыдовым, который стареет ужасно и живет в прошедшем или, лучше сказать, в одном: 1812 годе и Наполеоне». Через несколько лет после Отечественной войны в 1831 г. Денис Давыдов вышел в отставку с чином генерал-лейтенант. И с тех самых пор он начал писать.

Лирика

Денис Васильевич Давыдов вошёл в литературу как создатель «гусарской лирики». Это вечное «приложение»: «поэт-партизан», «поэт-воин», «певец-витязь», «певец-гусар». В отношении к Д.Давыдову сочетания подобного рода стали настолько привычны, что мы перестали замечать их несочетаемость. Именно с Денисом Давыдовым и с его поэзией связано и особенное культурологическое отношение к самому понятию «гусар». До появления его стихотворений в сознании русского человека «гусары» («легкоконные воины». – Вл. Даль) ничем не отличались от «улан», «драгун», «кирасир» или «гренадёр». Служба в гусарских войсках поначалу вовсе не была престижной: тот же Давыдов начал служить в куда более привилегированном Кавалергардском полку – и лишь в 1804 году, за сочинение противоправительственных басен, был «понижен» рангом и сослан в Белорусский гусарский полк. Но в этом же году стало расходиться в многочисленных списках его стихотворение, положившее начало особенному отношению к гусарам. Стихотворение это было посвящено лихому буяну А.П. Бурцову, старшему сослуживцу автора, - и если бы не это стихотворение, то имя Бурцова, пьяницы и гуляки, ничем более себя не прославившего, давно бы кануло в вечность…

Бурцову, призывание на пунш

Бурцов, ёра, забияка,

Собутыльник дорогой!

Ради бога и... арака

Посети домишко мой!

В нём нет нищих у порогу,

В нём нет зеркал, ваз, картин,

И хозяин, слава богу,

Не великий господин.

Он - гусар, и не пускает

Мишурою пыль в глаза;

У него, брат, заменяет

Все диваны куль овса.

Нет курильниц, может статься,

Зато трубка с табаком;

Нет картин, да заменятся

Ташкой с царским вензелём!

Вместо зеркала сияет

Ясной сабли полоса:

Он по ней лишь поправляет

Два любезные уса.

А на место ваз прекрасных,

Беломраморных, больших

На столе стоят ужасных

Пять стаканов пуншевых!

Они полны, уверяю,

В них сокрыт небесный жар.


Приезжай - я ожидаю, -

Докажи, что ты гусар.

1804

Представленный Давыдовым гусар – это был, собственно, первый в русской литературе живой образ воина, воссозданный путём словесного творчества. В стихах «поэта-воина» фактически нет ни одного описания сражения (какие есть у «невоинов» Батюшкова или Пушкина). Он часто ограничивается упоминанием неких «опорных» деталей военного быта («Сабля, водка, конь гусарский…») и охотнее воспевает не «сечу», а «биваки»… Использовались Давыдовым и гиперболы, например, с непременной «водкой», столь «ухарски» потребляемой на пирушках: «Ставь бутылки перед нами…». Усы – с самых ранних стихов поэта – стали своеобразным символом гусара – «честью гусара»: «С закрученными усами…», «И с проседью усов…». Ещё более пестрят этими самыми «усами» стихотворные послания к Давыдову: «усатый запевала», «и закрутив с досады ус», «усатый воин». Благодаря этому образу понятие «гусар» стало нарицательным и даже расширительным: в обиход вошли слова «гусарить» («молодцевать из похвальбы, франтить молодечеством». – Вл. Даль) и «гусаристый»… Козьме Пруткову принадлежит шутливый, но очень глубокий афоризм: «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары». Денис Васильевич был отнюдь не прочь «погусарить» и в стихах, и в прозе. Стихи свои он сам называл «крутыми», что проявлялось в особенной «взбалмошности» их языка и стиля: «понтируй, как понтируешь, фланкируй, как фланкируешь… («Гусарский пир», 1804). В «Песне старого гусара» (1817), упрекая гусар молодого поколения в отступлении от былых идеалов, автор восклицает: «Говорят: умней они.… Но что слышим от любого? Жомини да Жомини! А об водке – ни полслова!» Барон Генрих Вениаминович Жомини (1779-1869) был генералом, французом на русской службе, слыл за известного военного теоретика; Давыдов, сам занимавшийся теорией партизанской войны, спорил с установками этого самого Жомини… Но стихи стали знамениты вовсе не этим намёком на полемику: необычное противопоставление не просто запомнилось, а врезалось в память, превращалось в пословицу. И не будь этих стихов – кто бы сейчас вспомнил о генерале Жомини!.. Пожалуй, ни одному из русских поэтов судьба не даровала такой «гусаристой» биографии.

Лирика Давыдова по интонации стремительная, темпераментная, по речи непринуждённая, нарочито огрублённая гусарским жаргоном. Яркий её образец – стихотворение «Решительный вечер», (1818), в котором есть такие выражения: «как зюзя натянуся», «напьюсь свинья свиньёй», «пропью прогоны с кошельком».  «Солдатская» лексика производит в такого рода стихах впечатление условности, благодаря тому, что бытовые словечки, реалии взяты не всерьёз, а сделаны  под «солдатскую» песню: «Между славными местами устремимся дружно в бой!». До Давыдова в «распашных» стихах отсутствовало героическое начало.  Насколько я понимаю, для автора главное – не  «военных» словечки, а  натура, личность гусара, умеющего мертвецки пить и жизнерадостно умирать, лихого забияки и в то же время героя.  В стихах Давыдова особую роль играет военная тема. Но если поэты старшего поколения  торжественно и громогласно воспевали в  стихах  сражения, походы, подвиги царей и полководцев, то Давыдов в своих  «зачашных» стихах и песнях открыл для русской поэзии новую область, а именно — военный быт без парадности и прикрас.  

Бурцову

В дымном поле, на биваке

У пылающих огней,

В благодетельном араке

Зрю спасителя людей.

Собирайся вкруговую,

Православный весь причёт!

Подавай лохань златую,

Где веселие живёт!

Наливай обширны чаши

В шуме радостных речей,

Как пивали предки наши

Среди копий и мечей.

Бурцов, ты - гусар гусаров!

Ты на ухарском коне

Жесточайший из угаров

И наездник на войне!

Стукнем чашу с чашей дружно!

Нынче пить ещё досужно;

Завтра трубы затрубят,

Завтра громы загремят.

Выпьем же и поклянёмся,

Что проклятью предаёмся,

Если мы когда-нибудь

Шаг уступим, побледнеем,

Пожалеем нашу грудь

И в несчастьи оробеем;

Если мы когда дадим

Левый бок на фланкировке,

Или лошадь осадим,

Или миленькой плутовке

Даром сердце подарим!

Пусть не сабельным ударом

Пресечётся жизнь моя!

Пусть я буду генералом,

Каких много видел я!

Пусть среди кровавых боев

Буду бледен, боязлив,

А в собрании героев

Остр, отважен, говорлив!

Пусть мой ус, краса природы,

Чёрно-бурый, в завитках,

Иссечётся в юны годы

И исчезнет, яко прах!

Пусть фортуна для досады,

К умножению всех бед,

Даст мне чин за вахтпарады

И георгья за совет!

Пусть... Но чу! гулять не время!

К коням, брат, и ногу в стремя,

Саблю вон - и в сечу! Вот

Пир иной нам бог даёт,

Пир задорней, удалее,

И шумней, и веселее...

Ну-тка, кивер набекрень,

И - ура! Счастливый день!

1804


Полусолдат

«Нет, братцы, нет: полусолдат

Тот, у кого есть печь с лежанкой,

Жена, полдюжины ребят,

Да щи, да чарка с запеканкой!

Вы видели: я не боюсь

Ни пуль, ни дротика куртинца;

Лечу стремглав, не дуя в ус,

На нож и шашку кабардинца.

Всё так! Но прекратился бой,

Холмы усыпались огнями,

И хохот обуял толпой,

И клики вторятся горами,

И всё кипит, и всё гремит;

А я, меж вами одинокой,

Немою грустию убит,

Душой и мыслию далёко.

Я не внимаю стуку чаш

И спорам вкруг солдатской каши;

Улыбки нет на хохот ваш;

Нет взгляда на проказы ваши!

Таков ли был я в век златой

На буйной Висле, на Балкане,

На Эльбе, на войне родной,

На льдах Торнео, на Секване?

Бывало, слово: друг, явись!

И уж Денис с коня слезает;

Лишь чашей стукнут - и Денис

Как тут - и чашу осушает.

На скачку, на борьбу готов,

И, чтимый выродком глупцами,

Он, расточитель острых слов,

Им хлещет прозой и стихами.

Иль в карты бьётся до утра,

Раскинувшись на горской бурке;

Или вкруг светлого костра

Танцует с девками мазурки.

Нет, братцы, нет: полусолдат

Тот, у кого есть печь с лежанкой,

Жена, полдюжины ребят,

Да щи, да чарка с запеканкой!»

Так говорил наездник наш,

Оторванный судьбы веленьем

От крова мирного - в шалаш,

На сечи, к пламенным сраженьям.

Аракс шумит, Аракс шумит,

Араксу вторит ключ нагорный,

И Алагёз, нахмурясь, спит,

И тонет в влаге дол узорный;

И веет с пурпурных садов

Зефир восточным ароматом,

И сквозь сребристых облаков

Луна плывёт над Араратом.

Но воин наш не упоён

Ночною роскошью полуденного края...

С Кавказа глаз не сводит он,

Где подпирает небосклон

Казбека груда снеговая...

На нём знакомый вихрь, на нём громады льда,

И над челом его, в тумане мутном,

Как Русь святая, недоступном,

Горит родимая звезда.

1826

Давыдов создал всего около пятнадцати «гусарских» песен и посланий. Объём его творчества вообще невелик, но след, оставленный им в русской поэзии, неизгладим. Давыдов поэтически раскрыл быт и психологию воина. В поэзии Давыдова, опирающейся на жизненный опыт автора, возникает оригинальный образ «гусара», лихого наездника и удалого рубаки, скрывающего, однако, под этой удалой внешностью благородные свойства воина-патриота, сознание воинского долга и воинской чести, мужество и бесстрашие, отрицание светских условностей и своеобразное вольнолюбие. «Гусарство» Давыдова определило и особые формы его поэзии. Вместо героической эпопеи и хвалебной оды, этих основных жанров батальной поэзии классицизма, поэт создает жанр «гусарской» песни, свободной от ставшей трафаретом официальной героики, от декламационно-патетического стиля («Гусарский пир», 1804; «Песня», 1815; «Песня старого гусара», 1817). Особая простота в трактовке военной тематики открывала в его песни доступ просторечию, военным профессионализмам, элементам солдатского фольклора Гусарские песни Давыдова широко расходились в списках, хотя были напечатаны только в 1832 г. 1812 год возникает у Д. Давыдова в ярких батальных образах, запоминающиеся, будящих воображение читателя:

Товарищу 1812 года, на пути в армию

Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,

Туда, где бой кипит, где русский штык бушует…

Я люблю кровавый бой,

Я люблю кровавый бой

Я рожден для службы царской!

Сабля, водка, конь гусарской,

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой

Я рожден для службы царской!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Пусть французишки гнилые

К нам пожалуют назад!

За тебя на черта рад,

Наша матушка Россия!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами,

Днем — рубиться молодцами,

Вечерком — горилку пить!

Станем, братцы, вечно жить

Вкруг огней, под шалашами.