Итог уходящего года

1942 год. "Победа будет за нами"

Вместо новогодней ёлки - береза На фронт Петр Игнатьевич попал в 1943-м - в тот год ему как раз исполнилось 17 лет. И сразу - командиром орудия в 404-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, на Карельский фронт, в Заполярье. Их дивизион выполнял важную задачу - охранял железную дорогу Мурманск - Петрозаводск от налетов вражеской авиации. По этому пути осуществлялась доставка лэнд-лизовских грузов из морского порта Мурманска в центральные регионы страны. Что такое Заполярье зимой? Морозы за сорок, непролазные снега. Жили молодые зенитчики в землянке - низкий потолок, железная печурка, двухъярусные нары, открывающаяся вовнутрь дверь, по семь человек в одной землянке. И так получилось, вспоминает Петр Игнатьевич, что их землянка оказалась самая многонациональная - татарин, ненец, чуваш, украинец, русские. Новый год он и на войне Новый год. А какой же праздник без нарядной елочки, Деда Мороза и Снегурочки? В гильзу от 37-миллиметрового снаряда зенитчики установили карликовую березку, нарядили ее обертками от консервов из праздничного «пайка». На верхушку «елочки» водрузили конфету в яркой обертке. На праздничном столе красовались банки с консервированной колбасой, американской тушенкой, кусковой сахар и фляжка со спиртом. А сказочных персонажей Нового года - Деда Мороза и Снегурочку - слепили из снега. Благо недостатка снега зимой в Заполярье не ощущается - сугробы выше пояса. Не обошлось и без новогоднего поздравления. - С наступающим 1944 годом нас поздравил командир дивизиона, - вспоминает Петр Игнатьевич. - Помню, он пожелал нам скорейшей победы, а главное, вернуться всем домой - живыми и здоровыми. Наверное, он очень искренне нам это пожелал, от всего сердца: из моего расчета, слава Богу, никто не погиб. После войны мы все вернулись домой. А после застолья и поздравлений началось самое интересное: жильцы землянки начали рассказывать, как встречают Новый год у них дома. - Если бы вы ко мне приехали в гости на Новый год, мы угостили бы вас сладким чак-чаком и шурпой из баранины, - сказал татарин Насып из Казани. - А если бы вы встречали Новый год у нас на Украине, то моя мама накормила бы вас варениками с вишней, - подхватил разговор украинец Степан. Праздник со слезами на глазах 1943 год радистка 3 класса 20-летняя Зина Гусманова встретила на боевом посту. В руке - ключ, в ушах - наушники: битва под Курском была в самом разгаре. Казалось бы, не до Нового года, но даже в блиндаже, под землей, жизнь брала свое. В короткие минуты отдыха ее коллеги выходили на свет в прямом и переносном смысле. Кто дышал морозным свежим воздухом, которого так не хватало в землянке, кто потягивал самокрутки, прикрываясь ладошкой от дыма. Зине, как некурящей, был положен дополнительный паек — 25 граммов сливочного масла, печенье и шоколадка. Из всего, что было, девчонки собрали самый настоящий праздничный ужин, который одна из напарниц назвала королевским… - Сколько лет прошло, за какими столами я только не сидела, на каких приемах не бывала, а тот новогодний вечер для меня навсегда остался самым лучшим, самым новогодним, — говорит Зинаина Гусманова. - 31 декабря наша смена давно поменялась, а я все отбивала ключом по азбуке Морзе, — рассказывает Зинаида Сарсенгалиевна. — Дело в том, что я «разговаривала» с ведущим эскадрильи и до конца боя не имела права прервать сеанс. Девчонки не расходились: Новый год все-таки. Стали накрывать стол, а тут мой доппаек принесли. На войне как в детдоме — все общее. Так мои «изыски» украсили новогодний стол. В 24.00 все встали и подняли кружки с дымящимся чаем. Я мысленно была с ними, продолжая работать за приемником, отхлебывала чай, подслащенный кусочком сахарной свеклы, и жевала хлебные крошки. К слову, вкус черного хлеба из сухпая она помнит до сих пор. Чтобы он был съедобным, его допекали на буржуйке. Но ели всегда с удовольствием — у молодых аппетит был отменный. - Мы хорохорились, поднимали друг другу настроение, желали любви, здоровья, счастья, исполнения желаний, — говорит Зинаида Сарсенгалиевна. — Все смеялись, улыбались, шутили, как будто и не было войны. Вдруг моя сменщица сказала: «Девочки, мне так стыдно, но я одного хочу — до Победы дожить. Домой вернуться, маму обнять. И чтобы на танцах в нашем клубе я была самой красивой. Я туфли и платье всего разок надевала на выпускной. Меня тогда еще Мишка провожал, я вам рассказывала. Только он уже полгода не пишет. Нет, я не буду думать о плохом, наверное, письмо где-то в пути, нас же неожиданно сюда перекинули. Я не трусиха, но я очень боюсь. Особенно, когда сильно бомбят, я самолет первый раз здесь увидела…» Она выпалила это на одном дыхании и заплакала. Сначала тихо, потом громче, через минуту в помещении стоял рев. Плакали все — об общем и каждая о своем. Мне кажется, им было легче, я даже поплакать не могла: давилась слезами и отстукивала ключом очередной набор цифр. Открытым текстом мы не работали. Наша минутная слабость закончилась так же неожиданно, как и началась. В блиндаж вошел проверяющий: «Отставить слезы, отработавшим отдыхать, остальным работать по этому шифру. С Новым годом, девчата! Здравия желаю!». Утром гурьбой пошли в столовую, нашему повару дяде Ване исполнилось 50 лет. Он нам — завтрак, мы ему — частушки. По веселым куплетам можно было определить, откуда мы – Златоуст, Москва, средняя полоса России, Акбулак. О том, что произошло ночью, не вспоминали. Как-то неудобно чувствовали себя, стеснялись, что позволили себе такое. Нам ведь все время твердили, что мы сильные, что мы защитницы, а слезы — это удел слабых.